Неточные совпадения
— Да, но вспомните, что вы обязались, когда будете сочинять
предсмертное письмо, то не иначе как вместе со мной, и, прибыв в Россию, будете в моем… ну, одним
словом, в моем распоряжении, то есть на один только этот случай, разумеется, а во всех других вы, конечно, свободны, — почти с любезностию прибавил Петр Степанович.
В ужасе и гневе она начала кричать без
слов, пронзительно, но он своими толстыми, открытыми и мокрыми губами зажал ей рот. Она барахталась, кусала его губы, и когда ей удавалось на секунду отстранить свое лицо, кричала и плевалась. И вдруг опять томительное, противное,
предсмертное ощущение обморока обессилило ее. Руки и ноги сделались вялыми, как и все ее тело.
Было дико и нелепо. Впереди стояла смерть, а тут вырастало что-то маленькое, пустое, ненужное, и
слова трещали, как пустая скорлупа орехов под ногою. И, почти плача — от тоски, от того вечного непонимания, которое стеною всю жизнь стояло между ним и близкими и теперь, в последний
предсмертный час, дико таращило свои маленькие глупые глаза, Василий закричал...
Кончилось все громовым ударом, и не только тех
слов, которые бы разрешили нашу тайну, даже обычных
предсмертных прощаний мне не пришлось услышать от моей матушки!
Николай сидел на скамье, держась за неё руками,
слова отца толкали и покачивали его, он слушал их и, чувствуя за ними великое смятение души, сжатой
предсмертной тоскою, сам ощущал тоску и смятение.
Услышь меня, Боже, в
предсмертный мой час,
Прости моего господина!
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но
слово моё всё едино:
За грозного, Боже, царя я молюсь,
За нашу святую, великую Русь,
И твёрдо жду смерти желанной!»
Так умер Шибанов, стремянный.
"Болезный!" — подумал Теркин крестьянским
словом, каким, бывало, его приемная мать жалела его, когда он, мальчиком, заболевал. Но ему отрадно стало от этого, — конечно,
предсмертного — свидания с Аршауловым. Ничто не сокрушило веры энтузиаста: ни последний градус чахотки, ни та вечная кладенецкая сумятица, про какую он сейчас так самоотверженно и пылко высказался.
Но когда вышла она на
предсмертный монолог в своем купеческом капоте и головке с ужасающей простотой и мещанством своего jargon, я вся замерла, сердце мое заныло, точно в агонии. Простые, мещанские
слова Катерины резали меня, проходили вглубь и как-то невыразимо и больно, и сладко щекотали меня… звали за собой в омут, в реку, вон из жизни!
Тем временем Иван Павлович в своем кабинете передавал наскоро в коротких
словах Вознесенскому грустную повесть княжны Лиды, его чувство к ней, не скрыл и последнего,
предсмертного, как он назвал, ее поцелуя.
В уме княжны закрадывалось сомнение. Это сомнение находило себе благодарную почву в дальнейших
словах покойной Капочки, росло и делало ее
предсмертную исповедь все более и более загадочной. «Я отравилась сама, убийца нас обоих Сигизмунд, мой лю…»
Это была, в полном смысле
слова, русская красавица. Темно-русая, с правильным овалом лица, белая, пушистая кожа которого оттенялась неуспевшим еще исчезнуть румянцем. Соболиные брови окаймляли большие иссине-серые глаза, широко открытые с выражением
предсмертного ужаса. Только их страшный взгляд напоминал о смерти перед этой полной жизни и встречающейся редко, но зато в полной силе, огневой русской страсти, молодой, роскошно развившейся женщины-ребенка.
В
предсмертном бреду переплетались
слова; «Судбище, варфоломеевская ночь, Володя».